Активизация “гражданской дипломатии” между Арменией и Азербайджаном после трехсторонней встречи в Вашигтоне 8 августа с.г., где было подписано сразу три документа, подводящих черту под острой фазой противостояния Баку и Еревана, подсказывает необходимость заглянуть в историю двусторонних контактов на неправительственном уровне. Настроить оптику для такого взгляда помогает недавнее исследование Ереванского пресс-клуба “Гражданская (Track 2) дипломатия между Арменией и Азербайджаном: исторический очерк и перспективы на будущее”.
Как показывают отклики от представителей армянского гражданского общества, участвовавших в исследовании, до 2025 года, в основном, наблюдался спад эффективности дипломатии “второго уровня” (Track 2). Наиболее благоприятным многие называют период сразу после окончания карабахской войны 1992-1994 годов, когда у сторон конфликта появился шанс для урегулирования. По распространенному мнению, руководство как Республики Армения, так и Азербайджанской Республики являлись относительно самостоятельными геополитическими субъектами. Армения была победившей стороной, а для Азербайджана открывались перспективы выхода на мировой рынок нефти, и обе страны имели основания твердо отстаивать свои национальные интересы, отказавшись при этом от максималистских подходов во имя развития в мирных условиях. И Ереван, и Баку рассчитывали, что международное сообщество в лице Минской группы поможет найти решение, более-менее отвечающее ожиданиям сторон, несмотря на очевидную неготовность обществ уступить Нагорный Карабах противнику. Соответственно, в обеих столицах с любопытством смотрели на такой новый для раннего постсоветского периода феномен, как организации гражданского общества и независимые журналисты, претендовавшие стать знаменосцами миростроительного процесса. На них возлагали определенные надежды как на источник “добавленной стоимости” для официальных переговоров.
Довольно распространенным явлением было увязывание перспектив урегулирования с личностями Левона Тер-Петросяна и Гейдара Алиева, которые даже с высоты сегодняшнего знания реалий прошлого, в большей степени склонялись к компромиссам, чем их преемники. На рубеже тысячелетий искажения истории еще не приняли тотальный характер, а пропагандистская машина охватывала не столь массовую аудиторию. В частности, перспективными с точки зрения урегулирования назывались последние годы президентства как первого лидера третьей армянской республики, так и Алиева отца. Но именно в тот период, как считают многие в Армении, в Азербайджане на смену поколению, которое еще не ненавидело все армянское, начало приходить новое, не воспринимавшее соседей иначе, чем врагов. В определенной степени в Армении проявлялись схожие тенденции. И если для Тер-Петросяна его готовность не откладывать урегулирование на будущее завершилось “дворцовым переворотом”, то Гейдар Алиев, по всей вероятности, отказался от формулы взаимных компромиссов во имя передача власти сыну.
Существенную роль для сохранения благоприятной ситуации, оставлявшей перспективы для урегулирования конфликта и в дальнейшем, играла искренняя заинтересованность посредников в обсуждении различных компромиссных вариантов. До 2010-2011 годов переговоры шли довольно интенсивно, параллельно им международные организации поддерживали многочисленные программы Track 2, благодаря которым обеспечивались контакты не только активистов гражданского общества и журналистов, но и экспертов, простых людей, молодежи. Интенсивно взаимодействовали женские организации. До 2013 года в Азербайджане сохранялись относительные свободы, а в Армении еще не изменилось отношение к “освобожденным территориям”, как к подлежащим возвращению.
Довольно распространенным среди представителей экспертного сообщества является альтернативное мнение, что наилучшие условия для нормализации армяно-азербайджанских отношений сформировались сразу после “бархатной” революции в Армении 2018 года. Власти РА впервые после 1991 года обладали большим запасом общественного доверия, пользовались доброжелательным отношением со стороны Запада, какое-то время без очевидного негатива воспринимались на официальном уровне Москвой, и даже в Азербайджане определенный период они рассматривались как перспективный партнер по переговорам. Вместе с тем, нет однозначного ответа на вопрос, как не только широкая общественность, но и сами армянские эксперты и активисты гражданского общества отреагировали бы тогда на компромиссы со стороны Еревана, которые были неизбежными для успешного итога переговорного процесса 2018-2019 годов? Как бы то ни было, этот процесс захлебнулся, не давая основания для тех или иных предположений о предмете.
Согласно упомянутому исследованию Ереванского пресс-клуба, некоторые непосредственные участники “гражданской дипломатии” видели возможность урегулирования в первые годы после вспышки конфликта (1988-1991). Сторонники этой версии в качестве аргумента приводят то обстоятельство, что вражда между обществами еще не так сильно углубилась, а человеческие связи были еще свежи, что создавало условия для применения той или иной модели определения статуса Нагорного Карабаха. В высших политических кругах СССР могло формироваться убеждение, что сохранение “советской империи” за счет поддержания вражды между соседними народами периферии (известный имперский принцип “разделяй и властвуй”) переставало быть жизнеспособным методом. Спасение государства от распада предполагало умиротворение конфликтующих сторон. При этом сказанное не отрицает наличие центробежных тенденций и в верхних эшелонах власти, где ряд влиятельных фигур видели для себя личные и групповые выгоды от крушения СССР.
Вполне вероятно (во всяком случае такого мнения придерживается один из опрошенных в рамках исследования ЕПК), одним из сторонников скорейшего урегулирования карабахского конфликта как меры для стабилизации общественно-политической ситуации в стране был Аркадий Вольский, возглавлявший Комитет специального управления в Нагорном Карабахе. Но компромиссные предложения последнего были отвергнуты, по имеющейся непроверенной информации, на официальном уровне, прежде всего, местной армянской элитой в Степанакерте. А позиции гражданского общества в тот период если и отличались от подходов правящих кругов, то, скорее, в более радикальную сторону. Не было бы большой ошибкой рассматривать как представителей гражданского общества сформировавшиеся в конце 1980-х оппозиционные национальные движения, которые объективно не были заинтересованы в урегулировании в условиях сохранения советского строя.
Еще одним временным промежутком, который оценивался частью участников исследования в качестве перспективного для урегулирования конфликта, хотя это и оспаривается оппонентами, стали полтора года – с начала 2022-го до середины 2023-го. К процессу активно подключилось международное сообщество, включая влиятельных официальных лиц ЕС, ведущих европейских стран и США. Россия, в основном, сосредоточилась на войне в Украине и не могла, как прежде, негативно влиять на миротворческие усилия своих геополитических противников на Западе. По большому счету, то соглашение, которое Баку и Ереван в итоге парафировали в августе 2025 года, уже тогда могло быть взаимоприемлемым и позволило бы избежать трагического развития событий в сентябре 2022 и 2023 годов. Однако, видимо, стороны на тот момент еще недостаточно “созрели” для мира, и не просматривалась формула решения собственно проблемы Нагорного Карабаха. Вовлеченность международного сообщества создавало благоприятные условия для интенсивного подключения к процессу “гражданской дипломатии”, во всяком случае определенные сигналы о готовности к этому поступали с азербайджанской стороны. А не “услышаны” они были армянским гражданским обществом, поскольку большинство его представителей посчитало неприемлемой позицию потенциальных партнеров, в частности, в вопросе военнопленных и других удерживаемых Баку лиц.
В гражданском обществе и в среде экспертов присутствует также точка зрения, что урегулирование конфликта путем переговоров не было реалистичным в принципе. Во-первых, эту задачу по целому ряду причин никак не способна была решить Минская группа. В основе ее деятельности долгое время сохранялось ложное представление, что все конфликты на Южном Кавказе должны решаться по одной логике. На отдельных этапах создавалось впечатление, что посредники из МГ переставали всерьез заниматься поиском путей урегулирования. Во-вторых, стороны конфликта, как правило, преследовали цель не столько договориться, сколько тянуть время до лучших исключительно для себя условий. Это было очевидно, если учесть постоянно повышающийся градус внутренней враждебной пропаганды, который свидетельствовал о том, что Баку и Ереван не столько готовят общества к миру, сколько подпитывают конфликт. В этом смысле только после многих потерь и тяжелых травм армянской стороны в 2020 и 2023 годах была создана почва для прагматичных переговорных подходов. Поэтому, несмотря на браваду и время от времени возобновляемые угрозы, либо категоричные требования со стороны Азербайджана, вероятность возобновления войны на новом этапе существенно снизилась, хоть и не исчезла полностью.
Уроки и опыт предыдущих усилий в рамках “Track 2”, равно как и анализ общественно-политических условий, в которых они предпринимались, могут быть весьма полезными для набирающего в последнее время темп диалога.
(Продолжение следует)