В предыдущей публикации, посвященной развитию армяно-азербайджанских отношений после 44-дневной войны, ставится актуальный вопрос о методологии процесса урегулирования между двумя странами. В том числе, вопрос цены компромиссов как важнейшего компонента, способствующего выходу из конфликта. Когда речь идет о взаимных компромиссах, сомнений в их позитивном влиянии на процесс не возникает: стороны в равной степени приобретают, либо даже в равной степени теряют, но при этом создают предпосылки для мира и стабильности. Односторонние уступки оценить таким же образом трудно — здесь все гораздо сложнее. Есть непреложная, хотя и жестокая для потерпевшей поражение стороны истина: результаты войны не могут не быть учтены в послевоенном развитии событий. Даже когда за остановкой боевых действий не следует акт о безоговорочной капитуляции, избежать односторонних уступок проигравшего победителю бывает практически невозможно. Но объективные интересы преодоления конфликта предполагают, что эти уступки должны приближать к миру, а не служить дополнительным препятствием для его достижения.
Наряду с относительными успехами в армяно-азербайджанском процессе, главным образом, связанными со скромным прогрессом в делимитации границы, а также с приобретающим интенсивность экспертном диалоге, можно вспомнить и, мягко говоря, противоречивые последствия односторонних уступок на предыдущих этапах. Первым тревожным звонком стало “творческое отношение” к первому пункту трехстороннего заявления от 9/10 ноября 2020, предполагавшего, что по положению на полночь после согласования документа стороны останавливаются на занимаемых позициях. А в шестом пункте фиксировались сроки, когда армянские силы должны были покинуть территории Кельбаджарского, Агдамского и Лачинского районов, которые оставались под их контролем. Однако на практике в последующие дни армянские военные ушли также с территорий Зангеланского и Кубатлинского районов, отступив к бывшей советской административной границе, включая некоторые спорные ее участки, а также от позиций в Нагорном Карабахе, которые к моменту заключения перемирия еще не были отвоеваны азербайджанской стороной. Логика ночного Заявления, разумеется, предполагала, что вся территория Советского Азербайджана, кроме части бывшей НКАО и Лачинского коридора, где были дислоцированы российские миротворцы, должна была отойти под полный контроль Азербайджана. Но по какой-то причине Зангеланский и Кубатлинский районы, где местами оставались армянские военные, не были никак упомянуты в документе о перемирии. Возможно, не в интересах Баку было включать в заявление территории, о возвращении которых уже было отрапортовано. А Ереван воздержался от строгого следования договоренностям, чтобы избежать возобновления боевых действий. Но вследствие такой односторонней уступки возникали напряженность и острые конфликтные ситуации, в том числе, по поводу участка основной автотрассы, соединявшей север и юг Сюникской области Армении. И совсем уже трагические события произошли в карабахских селах Хин Тагер и Хцаберд, где несогласованность относительно линии соприкосновения привела к столкновениям с гибелью и пленением десятков армянских военнослужащих. Как в случае с непосредственно армяно-азербайджанской границей, так и здесь, предполагалось четкое выполнение функций российскими миротворцами, которые то ли не смогли, то ли не захотели вмешиваться и оспаривать стремление победившей в войне стороны взять под контроль все территорию Гадрутского района, включая не отвоеванные к моменту перемирия населенные пункты. Побежденный Ереван смирился и с этой ситуацией, а о том, какой негативный фон создавали новые жертвы и наличие военнопленных для всего процесса урегулирования, говорить излишне.
Еще один пример отсутствия конкретных договоренностей относительно последствий неизбежных односторонних компромиссов проигравшей стороны был частично затронут в предыдущей публикации. Вопреки предвыборной программе 2021 года возглавляемой им партии “Гражданский договор”, премьер-министр РА Никол Пашинян на саммите в Праге 6 октября 2022 года безоговорочно признал территориальную целостность Азербайджана включая Нагорный Карабах. Казалось, появились основания ожидать следующих конструктивных шагов по урегулированию конфликта, однако из-за отсутствия согласованного двумя сторонами плана действий, направленных на снижение напряженности, последовала блокада Нагорного Карабаха, положившая начало массовому исходу армян региона. Можно сколько угодно говорить о непоследовательности армянской дипломатии, о надуманности предлогов, выдвинутых Баку для изоляции НК от внешнего мира, о неготовности гарантировать выполнение договоренностей странами, вызвавшимися посредничать в конфликте, но задача данного ретроспективного взгляда на события последних четырех с половиной лет, заключается не в этом, а, как отмечено выше, в рассмотрении методологии процесса по нормализации армяно-азербайджанских отношений. Это особенно важно на данном этапе, когда согласован текст соглашения об установлении мира и государственных отношений и крайне желательно избежать подводных камней, способных изменить благоприятное течение процесса.
Одна из тем, которая продолжает вызывать озабоченность в этом смысле – требование Баку изменить Конституцию РА, которая, по его утверждениям, содержит территориальные претензии к Азербайджану. Ереван, в свою очередь, усматривает “взаимность” в Конституции АР, но не рассматривает это как препятствие для подписания соглашения, поскольку в обоих случаях не формируется конституционная норма, исключающая признание территориальной целостности друг друга. Упрощенно говоря, азербайджанцев, естественно, не устраивает, что в преамбуле Конституции РА есть ссылка на Декларацию о независимости, где Нагорный Карабах объявляется частью Армении. Армяне же усматривают угрозу в том, что Конституция АР позиционирует нынешний Азербайджан в качестве правопреемника АДР (1918-1920), которая официально претендовала на две трети современной территории Республики Армения. То, что оба народа и общества много чего не устраивает и еще долго не будет устраивать друг в друге – восприятие исторических событий, претензии на то или иное культурное наследие, возможно даже какие-то черты национального характера, закономерно и неизбежно… Но должно ли это мешать нормализации межгосударственных отношений? Или правильнее сосредоточиться на сугубо правовой стороне вопроса, как основе для дальнейшего выстраивания добрососедских отношений в других сферах?
Именно с таких позиций, вероятно, следует подходить и к принципиальному содержанию Основных Законов двух стран, а также к правоприменительной практике. В последнее время в качестве главного аргумента “в защиту” армянской Конституции от обвинений в территориальных претензиях к соседнему государству приводится постановление Конституционного Суда РА, признавшего в сентябре минувшего года соответствие Основному Закону документа, регламентирующего процесс делимитации армяно-азербайджанской границы на основе Алматинской декларации, то есть административного деления СССР на момент его распада. В Азербайджане на этот аргумент отвечают, что сегодня КС принял такое решение, а завтра при другой власти примет противоположное. Оставим в стороне очевидную истину, что и Конституцию можно сегодня изменить так, а завтра иначе, тем более что не конституции препятствуют агрессиям, оккупациям, изменениям границ, и посмотрим, как “работал” Основной Закон РА в последние 30 лет.
После принятия Конституции в 1995 году в Армении прошло 15 общенациональных голосований — выборов президента и парламента, а также референдумов по внесению поправок в саму Конституцию. Ни в одном из голосований в Нагорном Карабахе не формировались избирательные округа и не открывались избирательные участки, хотя в 14 случаях (до 2020 года) для этого не было никаких физических препятствий. И если бы Конституция определяла НК как часть РА все эти выборы и референдумы должны были быть признаны антиконституционными, тем более что в большинстве случаев оппозиция опротестовывала результаты, хоть и под другими предлогами. Причем общенациональные голосования были организованы при всех четырех властях Армении, имевших довольно отличные позиции по карабахской проблеме, что является достаточным свидетельством однозначной трактовки Основного закона в соответствующей его части, независимо от политической конъюнктуры.
Между 1995 (когда принималась Конституция РА) и 2019 годами опять же при всех четырех властях в Армении принимались разные редакции законов об административно-территориальном делении и о территориальном управлении. Во всех них внешние границы республики определялись в соответствии с картами советского периода, и, если бы существовала конституционная норма, предполагавшая включение НК как части Армении, эти законы также должны были быть признаны антиконституционными. То же самое можно сказать и о соответствующих законодательных актах Азербайджана и их соответствии Конституции АР: в них не содержатся претензии на какие-либо территории Армении, которые могли бы вытекать из правопреемства АДР. Приведенные далеко не полные факты демонстрируют, что не конституционные основы РА или АР, а совсем другие обстоятельства были причинами армяно-азербайджанского конфликта и остаются сегодня препятствием для взаимного признания территориальной целостности как основополагающего принципа международных отношений вообще и мирного соглашения между Баку и Ереваном, в частности.
Представители экспертного сообщества и журналисты Азербайджана, говоря о наличии проблем в армянской Конституции и ее применении, ссылаются на несуществующее постановление КС РА, якобы, дававшее право жителю НК Роберту Кочаряну выдвигаться в президенты Армении в 1998. На самом деле основанием для регистрации Кочаряна как кандидата послужила справка ОВИР (ныне паспортно-визовое управление Полиции РА) о наличии у него необходимого десятилетнего ценза оседлости в Ереване. Можно отвергать достоверность данных этой справки, что многократно делалось в Армении, но Конституция тут ни при чем… Это лишняя иллюстрация того, как надуманные или придуманные обстоятельства создают искусственные преграды для решения насущных вопросов. Сказанное не означает, что стороны конфликта не должны пересматривать свои подходы в правовой, образовательной, информационной и других сферах, которые становятся поводом для взаимного неприятия и даже вражды. В том числе, ратификация мирного соглашения в парламентах после подтверждения их конституционности конституционными судами снимут оговорки Армении при подписании Алматинской декларации, другие проблематичные решения законодательных и исполнительских властей обеих стран. Однако при этом необходимо минимизировать риски преобладания в решающие моменты символов над прагматичными решениями. Дискурс вокруг Конституции и ряда других тем, вопреки их преимущественно символической значимости, способен сыграть роль реального спойлера в армяно-азербайджанском диалоге. И односторонние компромиссы, как отмечалось выше, могут не столько приблизить стороны к согласию, сколько сорвать процесс. Более подробно об этих рисках в следующей публикации (продолжение следует).